Книга Крашенинникова продолжает целую серию работ автора по истории права. В ней речь идет про исторический период нашей страны между 1917 годом и 1938. «Здесь происходило и сознательное умерщвление права, и некоторое отрезвление от чудовищных последствий произведенных разрушений, и НЭП, и репрессии», – отмечает юрист в описании. Он не обошел стороной и тему государственного подхода к трудовому законодательству в то время. 

С разрешения автора «Право.ru» публикует главу «Сто лет КЗоТу» из книги «Страсти по праву: Очерки о праве военного коммунизма и советском праве. 1917–1938», выпущенной издательством «Статут»:

«Как мы уже упоминали[1], на Руси труд зачастую понимался как жестокая необходимость, проклятие и наказание, а отнюдь не как средство достижения жизненного успеха, реализации человеческого потенциала. «От трудов праведных не наживешь палат каменных», – гласит старинная поговорка.

В октябре 1917 г. в России произошла социалистическая революция, и к власти в стране якобы пришел пролетариат. В соответствии с марксистской доктриной пролетарии были людьми, наиболее травмированными необходимостью прода­вать свой труд, чтобы обеспечить себе пропитание. Этот немно­гочисленный и не очень образованный слой населения загадоч­ным образом должен был привести человечество к всеобщему благу и процветанию путем победы труда над капиталом.

На государственном гербе РСФСР, а затем и СССР был поме­щен девиз «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», обращенный как за рубеж государства, так и к своим гражданам.

Первым делом пролетарии решили щедро поделиться со все­ми окружающими единственным, что у них было, — цепями, приковывающими к ненавистному изнуряющему труду. Была объявлена всеобщая трудовая повинность, закрепленная в при­нятой в январе 1918 г. Декларации прав трудящегося и эксплуа­тируемого народа. Затем она появилась и в Конституции РСФСР 1918 г., в которой был записан парафраз известного изречения апостола Павла[2]: «Не трудящийся да не ест»[3]. Причем имелся в виду именно тяжелый физический труд.

Об этом своеобразном налоге, которым обложили сначала только «эксплуататоров», а потом и всех остальных, мы подроб­но рассказали ранее[4].

Большевики во главе с В.И. Лениным никаких иллюзий насчет трудолюбия подведомственного населения не испыты­вали. Трудовая повинность впервые упоминалась еще в апреле 1917 г. в резолюции VII (Апрельской) Всероссийской конферен­ции РСДРП(б)[5]. Так что она отнюдь не была случайной мерой, вызванной условиями гражданской войны, как это принято счи­тать в советской историографии. По мнению В.И. Ленина, при социализме труд обязательно должен основываться на принуж­дении при регулирующей роли государства: «Субботники, трудо­вые армии, трудовая повинность — вот практическое осуществле­ние в разных формах социалистического и коммунистического труда»[6]. Это касалось всех без исключения, даже лидеров больше­виков. Считается, что изображенный на картине Ленин на одном из субботников лично перенес тяжелое бревно с одного места на другое. Причем бревно это было, по-видимому, какой-то чудо­вищной длины, поскольку, как утверждалось в советском фоль­клоре, число граждан, помогавших лидеру мирового пролетариата осуществить этот трудовой подвиг, так и не удалось сосчитать[7].

С тех пор и буквально до последних дней «развитого социа­лизма» субботники составляли неотъемлемую часть советских традиций. В выходной день граждане выходили на работу, что­бы отстоять смену либо участвовать в уборке и облагоражива­нии прилегающей территории.

Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого народа предполагалось введение трудового контроля. На второй день после Октябрьской революции был создан Народный комис­сариат труда (НКТ) РСФСР во главе с А.Г. Шляпниковым[8] — главный орган, призванный осуществлять политику принуди­тельного труда.

Первым реальным шагом в осуществлении трудовой повин­ности был Декрет СНК от 20 июля 1918 г. «О тыловом ополче­нии» о введении строгого учета всего трудоспособного населе­ния, не подлежащего призыву в Красную Армию: «...впредь до проведения всеобщей трудовой повинности и для облегчения призыва в тыловое ополчение»[9].

Понятно, что граждане восприняли перспективу работать «за идею» без должного энтузиазма и многие стремились уклонить­ся от этой почетной обязанности. Владимир Ильич в присущем ему «самом человечном» стиле давал следующие рекомендации по борьбе с уклонистами: «В одном месте посадят в тюрьму деся­ток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынива­ющих от работы (так же хулигански, как отлынивают от работы многие наборщики в Питере, особенно в партийных типогра­фиях). В другом — поставят их чистить сортиры. В третьем — снабдят их, по отбытии карцера, желтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал за ними, как за вредными людьми. В четвертом — расстреляют на месте одного из деся­ти, виновных в тунеядстве. В пятом — придумают комбинации разных средств и путем, например, условного освобождения, добьются быстрого исправления исправимых элементов из бога­чей, буржуазных интеллигентов, жуликов и хулиганов»[10].

Однако «отеческая забота» большевиков о пролетариате требовала и введения заметных послаблений для трудящихся. Был принят целый ряд законодательных актов о труде, заметно облегчивших участь пролетариев.

Это был, прежде всего, Декрет СНК РСФСР от 29 октября 1917 г. «О восьмичасовом рабочем дне»[11], вводивший 48-часовую рабочую неделю и 8-часовой рабочий день. При этом в канун Рождества Христова (24 декабря) и праздника Св. Троицы рабо­та оканчивалась в 12 часов дня. Вся остальная работа, произво­димая в такое время, когда по расписанию рабочего времени не полагается работать, считалась сверхурочной, оплачивалась в двойном размере, не допускалась более 50 дней в году. Кроме того, «продолжительность сверхурочной работы каждого отдель­ного рабочего не должна ни в каком случае в течение двух суток подряд превосходить 4 часа».

Запрещался ночной труд детей в возрасте до 16 лет, а с 1 января 1919 г. запрещалась в целом работа по найму всех лиц, не достиг­ших 15 лет, с 1 января 1920 г. — не достигших 20 лет.

Такого рода новеллы были чрезвычайно передовыми для того времени с точки зрения правового обеспечения прав трудящихся.

Особенностью вступления данного Закона в силу было его сообщение по телеграфу.

11 декабря 1917 г. ВЦИК и СНК РСФСР было принято Поло­жение о страховании на случай безработицы, которым безработ­ными признавались все трудоспособные лица, главным источ­ником существования которых являлась работа по найму, и при условии, что данные лица не могли найти себе работу и были зарегистрированы на бирже труда. С четвертого дня поиска рабо­ты у безработного возникало право на получение пособия.

Положение о рабочем контроле, принятое ВЦИК 14 ноября 1917 г., вводило такой контроль «над производством, куплей, продажей продуктов и сырых материалов, хранением их, а так­же над финансовой стороной предприятия».

В области социального обеспечения трудящихся Декрет ВЦИК от 22 декабря 1917 г. «О страховании на случай болезни»[12] распространил страхование за счет средств работодателей на всех наемных работников и на все виды потери трудоспособ­ности с возмещением полного заработка. Денежные пособия по случаю болезни выдавались с первого дня потери трудо­способности по день выздоровления за действительно пропу­щенные заболевшим рабочие дни. Денежное пособие по слу­чаю родов также устанавливалось в размере полного заработка и выдавалось в течение восьми недель до родов и восьми недель после родов. В течение этого времени работодателю запреща­лось допускать женщин к работе. Денежное пособие по случаю смерти участников устанавливалось в размере 30-кратного сред­него дневного заработка для соответствующей местности. Это пособие предназначалось на покрытие расходов по погребению и выдавалось тому, кто хоронит умершего.

В то же время на «зажиточных» людей такие нормы распро­странялись с ограничениями. На лиц, занимающих на предпри­ятиях высшие должности, как то: администраторов, мастеров, инженеров, юристов и пр., а также на всех лиц свободных про­фессий действие положения не распространялось в том случае, если их регулярный заработок превышал трехкратный средний заработок рабочих данной местности, установленный страхо­вым присутствием.

14 июня 1918 г. было принято постановление СНК РСФСР «Об отпусках»[13], которым предоставлялось право отпуска за год работы при условии шести месяцев непрерывной работы с сохранением содержания и выдачей его вперед. В тяжелый военный период 1918 г. такой отпуск составлял две недели. При этом работа во время отпуска была запрещена.

Целый ряд нормативных актов регулировал размер и порядок выплаты заработной платы. Так, постановлением СНК РСФСР от 23 ноября 1917 г. «О размерах вознаграждения народных комиссаров, высших служащих и чиновников»[14] устанавлива­лось предельное жалованье народным комиссарам в 500 руб. и в 100 руб. на каждого неработоспособного члена семьи, а Мини­стерству финансов поручалось «урезать все непомерно высокие жалованья и пенсии». Постановлением СНК РСФСР от 28 мар­та 1918 г. «О выплате месячного жалованья служащим в государственных учреждениях в два срока»[15] предусматривалась выплата жалованья 15-го числа и в последний день каждого месяца.

В 1918 г. было принято несколько десятков нормативных правовых актов, прямо или косвенно затрагивающих трудовые отношения. С точки зрения иерархии это декреты и постанов­ления СНК РСФСР, положения ВЦИК и СНК РСФСР, декре­ты, постановления, приказы, положения, обращения отдельных наркоматов (прежде всего Наркомата труда РСФСР).

Первый Кодекс законов о труде РСФСР вступил в силу в дека­бре 1918 г.

Принятию Кодекса предшествовала почти годовая рабо­та — не так много, если учесть, что система трудовых отноше­ний была существенно изменена по сравнению с дореволюци­онной системой.

Наряду с Народным комиссариатом труда (НКТ) РСФСР участие в разработке КЗоТ принимал Всероссийский централь­ный совет профессиональных союзов (ВЦСПС), возглавляемый в 1918 г. сначала Г.Е. Зиновьевым, а затем М.П. Томским. Вме­сте с тем основная юридическая работа по подготовке проекта КЗоТ 1918 г. легла на плечи А.Г. Гойхбарга. Он председатель­ствовал в комиссии по разработке КЗоТ 1918 г., созданной при Наркомюсте РСФСР, возглавляемом П.И. Стучкой. Мы уже говорили о том, что, будучи членом коллегии НКЮ и заведую­щим отделом законодательных предположений и кодификации, А.Г. Гойхбарг участвовал в подготовке многих декретов и зако­нов. От имени НКЮ А.Г. Гойхбарг докладывал проект первого КЗоТ на заседании ВЦИК 4 ноября 1918 г.

КЗоТ РСФСР 1918 г. стал не только одним из первых коди­фицированных актов Советской России, но и одним из первых кодифицированных актов трудового законодательства в мире. Более ранний правовой акт такого рода появился во Франции, где кодификация трудового законодательства была осуществле­на в 1910 г. впервые в мире.

По указанию В.И. Ленина при выработке проекта первого Кодекса законов о труде были учтены резолюции съездов профсо­юзов, постановления фабрично-заводских местных комитетов и других организаций и даже предложения трудящихся. Так, «в 1918 г. одна работница направила в Совнарком заявление, в котором содержалось пожелание узаконить предоставление отпусков беременным женщинам. Буквально в тот же день на заявлении появилась резолюция Ленина: «Наркомтруд, по принадлежно­сти». Вскоре в газетах был опубликован закон об отпусках по беременности»[16]. Декретом СНК РСФСР от 31 октября 1918 г. «Положение о социальном обеспечении трудящихся»[17] были пред­усмотрены оплачиваемые отпуска беременным и роженицам.

Проект КЗоТ РСФСР был принят за основу на заседании ВЦИК 4 ноября 1918 г. В дальнейшем после коллективной дора­ботки (повторно проект не рассматривался) в декабре 1918 г. Кодекс был опубликован в Собрании узаконений и распоряже­ний Рабочего и Крестьянского Правительства[18], вступил в дей­ствие с момента его опубликования и был «выставлен во всех советских учреждениях на видном месте».

КЗоТ РСФСР 1918 г. имел девять разделов, 137 статей, а так­же введение и пять приложений. Отсутствие названий статей, наличие приложений отличали юридическую технику первого кодифицированного советского закона о труде.

КЗоТ в полной мере сохранял концептуальный подход большевиков к регулированию трудовых отношений, а имен­но принудительный характер труда. Нормы разд. I «О трудо­вой повинности» распространялись на всех граждан РСФСР за некоторыми изъятиями, а не только «в отношении нетрудящих- ся классов, эксплуататоров или богатых».

Устанавливалась трудовая повинность для всех трудоспособ­ных граждан в возрасте от 16 до 50 лет, кроме беременных жен­щин и временно нетрудоспособных лиц. Учащиеся всех школ выполняли трудовую повинность в школе.

КЗоТ предусматривал особенности испытательного срока, основания и порядок увольнения и др. Так, при увольнении по собственному желанию работнику могло быть отказано в этом. В соответствии со ст. 52, если орган рабочего самоуправления (фабрично-заводский и т.п. комитет), ознакомившись с причи­нами оставления работы, найдет их неосновательными, трудя­щийся обязан продолжать работу.

Несмотря на фактическое отсутствие принципа свободы трудового договора, в первом кодифицированном акте о труде получили закрепление многочисленные социальные гарантии, которые, правда, не всегда находили реальное воплощение на практике, в частности:

«1) оформление закрытого перечня оснований увольнения (ст. 46);

2)  гарантии в области оплаты труда: установление минималь­ного размера вознаграждения не ниже прожиточного минимума (ст. 58), периодичность выплаты заработной платы не реже чем каждые две недели (ст. 71), учет тяжести, опасности, сложности труда при определении размера вознаграждения (ст. 59), повы­шение вознаграждения за сверхурочную работу (ст. 64), ограни­чение удержаний из заработной платы (ст. 69);

3) ограничение продолжительности рабочего времени (ст. 84), установление сокращенного рабочего времени для несовершен­нолетних и лиц, работающих в особо тяжких и неблагоприят­ных для здоровья условиях (ст. 85);

4) ограничение сверхурочной работы (ст. 93-101);

5) установление видов и продолжительности времени отды­ха, включая отпуска (ст. 86-89, 103-107);

6) закрепление основных начал института социального пар­тнерства: наделение профсоюзов полномочиями в управленче­ской сфере»[19] и др.

С одной стороны, КЗоТ устанавливал внеэкономическое принуждение к труду, а с другой стороны - существенный пере­чень гарантий прав работников, начиная с ограничения време­ни труда, в том числе с учетом сверхурочных работ, и заканчи­вая пособиями по безработице.

Специалисты того времени также по-разному оценивали значение КЗоТ РСФСР 1918 г. Так, И.С. Войтинский в каче­стве особенностей трудового законодательства того времени отмечал:

«а) полное господство принуждения в области привлечения к труду и распределения рабочей силы (трудовая повинность);

б) централизованное регулирование условий труда (закрепле­ние в законодательном порядке единообразия условий труда);

в) признание за профсоюзами самостоятельной роли в регули­ровании труда (тенденция к огосударствлению профсоюзов);

г) широкое допущение в условиях гражданской войны отсту­плений от основных норм охраны труда, закрепленных в КЗоТе 1918 г.»[20].

Далеко не все виды трудовых гарантий удавалось реализо­вать на практике. В эпоху военного коммунизма был принят ряд подзаконных актов, сокращавших, а то и вовсе отменяв­ших эти гарантии, в частности: Декрет СНК РСФСР от 14 ноя­бря 1919 г. «О рабочих дисциплинарных товарищеских судах (Положение)»[21]; Постановление СТО РСФСР от 22 августа 1919 г. «Об отмене отпусков, связанных с поездками»[22]; Постановление СТО РСФСР от 28 ноября 1919 г. «Общее положение о милита­ризации государственных учреждений и предприятий»[23]. В соот­ветствии с последним документом после объявления милитари­зации учреждения или предприятия весь наличный состав пред­приятия, без различия пола и возраста, лишался права остав­лять службу в нем по собственному желанию и мог быть уволен не иначе как с согласия соответствующих органов управления, а самовольное оставление службы каралось как дезертирство по законам военного времени. Постановлением НКТ РСФСР от 4 октября 1919 г. «О ночной работе женщин»[24] ввиду особых условий, переживаемых страной, в исключительных случаях была временно разрешена ночная работа женщин в отдельных отраслях народного хозяйства. Данное Постановление действо­вало до 1973 г.[25]

Постепенно происходит милитаризация труда. Иначе было уже невозможно удержать рабочих на предприятиях. Милита­ризации подвергались те отрасли производства и предприятия, которые в данный конкретный момент представлялись наибо­лее важными. Оставление этих милитаризированных предпри­ятий рассматривалось как дезертирство и преследовалось в уго­ловном порядке.

Мобилизацию рабочих обеспечивали специальные органы. Декретом Совнаркома от 29 октября 1918 г. были созданы спе­циальные отделы распределения рабочей силы, являющиеся местными органами НКТ РСФСР. 3 мая 1919 г. вышеназванные отделы были преобразованы в подотделы распределения и уче­та рабочей силы при местных отделах труда исполкомов Советов[26]. Наконец, в октябре 1920 г. эти органы были реорганизова­ны в Управления по учету и распределению рабочей силы[27].

Тогда же была введена сохранившаяся до наших дней тру­довая книжка, которая изначально представляла собой много­страничный документ, содержавший исчерпывающие данные о гражданине. Помимо паспортных данных (паспорт ликви­дировался), в ней были графы о грамотности, об образова­нии, о профессии, о судимости, о занятиях в 1914 и в 1917 гг.,  о месте жительства в июле 1914 г. и в октябре 1917 г., о переме­нах в семейном и имущественном положении и другие сведения. Введение трудовых книжек позволяло взять на учет и контроли­ровать все городское население независимо от классовой при­надлежности и организовывать массовые переброски и моби­лизации рабочей силы[28].

К проведению трудмобилизаций привлекались также воин­ские части (проведение облав, этапирование трудармейцев и т.п.), милиция, местные Советы и профсоюзы. Уже в 1920 г. основная масса рабочей силы перераспределялась насильствен­но, путем трудовых мобилизаций, которые приобрели всеобъ­емлющий характер. Массовые мобилизации чаще всего объяв­ляли центральные органы управления - СНК и СТО.

Понятно, что мобилизованные рабочие и прочие гражда­не не были в восторге от того, что их принудительно куда-то отправляют работать. Поэтому мобилизации чаще всего прохо­дили с большим трудом, и предложенные разнарядки выполня­лись далеко не полностью. Осуществлялись мобилизации, как правило, насильственным путем, а отношение к мобилизован­ным было соответствующее: их изолировали, охраняли и достав­ляли к месту работы этапами.

Уже с 1920 г. хозяйственные руководители практически перестали заботиться о рабочей силе и в случае необходимо­сти просто делали соответствующие заявки, не заботясь о том, где будут жить рабочие, что они будут есть и как вообще будут существовать. НКТ РСФСР летом 1921 г. вынужден был конста­тировать: «Требование на рабочую силу подается хозяйствен­ными организациями большей частью «на авось» без учета топливных и других ресурсов, которые, конечно, меняют фор­му потребности в рабочей силе. Но самое существенное — это учет жилых и продовольственных условий, которые, конечно, играют самую важную роль в возможности передачи рабочей силы хозорганам»[29].

Широкое использование принудительного труда, который, как известно со времен рабовладения, не может быть эффектив­ным, было одной из причин глубокого экономического кризи­са, приведшего к НЭПу.

Однако, даже объявив новую экономическую политику, боль­шевики вовсе не собирались менять характер трудовых отноше­ний. В.И. Ленин в проекте «Наказа от СТО местным советским учреждениям» (21 мая 1921 г.), наряду с рекомендациями, как работать в новых условиях, предусмотрел специальный раздел «Трудповинность и трудмобилизации»[30]. В нем речь идет о кон­троле центральных властей за трудмобилизациями на местах, но вовсе не об их отмене. Трудмобилизации и трудовая повин­ность по-прежнему остаются важнейшими способами привле­чения трудящихся к решению хозяйственных задач[31].

Тем не менее новая реальность заставила кардинально пере­смотреть принципы регулирования трудовых отношений, при­знав возможность их добровольности на основе заключения трудового договора.

Пришлось даже вспомнить кое-что из дореволюционного законодательства, в частности Устав о промышленном труде 1913 г. В этом нормативном акте были инкорпорированы все основные правила, регулирующие применение наемного труда, выработанные во второй половине XIX — начале XX в.

В результате были выработаны условия трудового договора, и поныне сохраняющие свою актуальность: 1) работник на вре­мя предоставляет свою рабочую силу, т.е. обязуется выполнять определенную работу; 2) от нанявшегося по трудовому договору требуется личное выполнение работы; 3) работник подчиняется хозяйской власти работодателя (в современном звучании — пра­вилам внутреннего трудового распорядка); 4) нанявшийся имеет право на вознаграждение за труд, независимо от того, восполь­зовался работодатель его трудами или нет[32].

Качественно новым актом кодификации трудового пра­ва советского времени стал Кодекс законов о труде, принятый постановлением ВЦИК от 9 ноября 1922 г. «О введении в дей­ствие Кодекса законов о труде РСФСР изд. 1922 г.»[33].

Работа по подготовке КЗоТ 1922 г. проходила в течение одно­го года — с октября 1921 по октябрь 1922 г. В феврале 1922 г. была образована комиссия по пересмотру рабочего законодательства, а в октябре 1922 г. проект нового Кодекса был утвержден IV сес­сией ВЦИК IX созыва. «Всего в процессе разработки Кодекса было подготовлено пять редакций законопроекта. Сами коди­фикационные работы охватывали более широкий временной период, чем непосредственная разработка Кодекса. Они были начаты в октябре 1921 г. созданием комиссии по кодификации решением Президиума ВЦСПС (первый подготовительный этап кодификации) и завершились в августе 1923 г. утверждением НКТ РСФСР перечня ведомственных постановлений, сохранявших юридическую силу в связи с принятием КЗоТ (завер­шающий этап кодификации)»[34].

По инициативе В.И. Ленина в 1921 г. был объявлен публич­ный конкурс на лучший законопроект по вопросу о переводе некоторой категории служащих на так называемые тантьемы (вознаграждение, выплачиваемое из прибылей предприятия).

Проект КЗоТ РСФСР 1922 г. претерпел несколько редак­ций. «Ключевым предметом дискуссий стал вопрос об объеме прав и гарантий, предоставляемых рабочим и служащим. Высо­кий уровень этих прав и гарантий, закрепленный в первой (май­ской) редакции проекта, впоследствии был снижен по инициа­тиве государственных и хозяйственных органов, стремившихся избежать излишней декларативности положений кодекса»[35].

Кодекс законов о труде рассматривался на заседании IV сес­сии ВЦИК IX созыва одновременно с Гражданским и Земельным кодексами. Указывая на значение каждого из них, В.И. Ленин отметил роль КЗоТ в установлении основ рабочего законода­тельства: «Это - громадное завоевание Советской власти, что в такое время, когда все страны ополчаются на рабочий класс, мы выступаем с кодексом, который прочно устанавливает осно­вы рабочего законодательства, как, например, 8-часовой рабо­чий день...

Надо считаться с тем, что в сравнении со всеми государства­ми, в которых теперь идет бешеная капиталистическая конку­ренция, в которых - миллионы и десятки миллионов безра­ботных, в которых капиталисты организуют своими силами могущественные капиталистические союзы, организуют поход на рабочий класс, - в сравнении с ними мы наименее культур­ны, производительные силы у нас развиты менее всех, рабо­тать мы умеем хуже всех. Это очень неприятно, может быть, что нам приходится в этом сознаться. Но я думаю, что имен­но потому, что мы таких вещей не прикрываем благовидны­ми фразами и казенными восклицаниями, а сознаемся в них прямиком, именно потому, что мы все это сознаем и не боимся сказать с трибуны, что на исправление этого направлено больше сил, чем у любого из государств, мы и добьемся того, что­бы нагнать другие государства с такой быстротой, о которой они и не мечтали. Конечно, это не фантастическая быстрота, конечно, нам надо несколько лет упорнейшего труда, чтобы этого добиться»[36].

КЗоТ РСФСР вступил в силу с 15 ноября 1922 г. Основны­ми разработчиками Кодекса были В.В. Шмидт, М.П. Томский, известные государственные и профсоюзные деятели[37].

Кроме того, в работе над Кодексом на разных этапах участвова­ли Ю.А. Ларин, А.Г. Гойхбарг, Н.А. Семашко, А.Ф. Лях, Е.Н. Дани­лова и др. Е.Н. Данилова предлагала разграничить сферы действия союзного трудового законодательства и законодательства союз­ных республик следующим образом. КЗоТ СССР (который так и не был принят) должен устанавливать минимум трудовых прав и гарантий и применяться в полном объеме к основным кадрам, т.е. к тем трудящимся, для которых работа по найму является основным источником средств к существованию. В отношении иных работников, для которых наемный труд не является посто­янным и основным источником (сельскохозяйственные работни­ки, работники кустарной промышленности и др.), пределы при­менения КЗоТ СССР должны устанавливаться законодательством союзных республик[38].

Однако Основы законодательства о труде Союза ССР и союз­ных республик были приняты только в 1970 г., хотя первый про­ект Сводного закона о труде союзных республик был разрабо­тан еще в 1924 г.

КЗоТ РСФСР 1922 г. лежал в основе разработки общесо­юзного кодекса о труде. Одной из причин отказа от принятия единого кодифицированного акта СССР были различия в под­ходе к вопросу о разграничении союзного и республиканско­го регулирования.

КЗоТ РСФСР 1922 г. состоял из 17 глав и 192 статей и в отли­чие от КЗоТ 1918 г. имел в качестве первого раздела общую часть, не содержал приложений, был более последовательным и соответствующим социально-экономическим условиям эпо­хи НЭПа. КЗоТ 1922 г. достаточно подробно регламентировал коллективный и трудовой договор, трудовые споры, правила внутреннего распорядка, положения о профсоюзах, об учени­честве, об органах по разрешению конфликтов и рассмотрению дел о нарушении законов о труде и др., содержал более «мяг­кие нормы» о трудовой повинности, элементы принципа свобо­ды договора. В то же время Кодекс был не лишен недостатков. Так, недостаточное внимание было уделено «дифференциации правового регулирования труда в зависимости от объективных и субъективных факторов. В законе отсутствовали нормы, регу­лировавшие труд отдельных категорий работников (исключе­ние составили женщины и несовершеннолетние). Впоследствии это повлекло за собой издание значительного количества актов, в которых отражалась специфика трудовой деятельности отдель­ных профессиональных групп»[39].

КЗоТ РСФСР 1922 г. действовал дольше всех остальных советских актов подобного рода (с 1922 по 1971 г.), что позво­ляет говорить о достаточно высоком уровне проведенной кодификации.

Вступление в силу КЗоТ открыло возможность восстанов­ления в стране рынка труда, полностью ликвидированного в годы военного коммунизма. В течение 1922 г. фабрики и заво­ды перешли в основном на сдельную оплату труда, что дало возможность значительно поднять заработок квалифициро­ванных рабочих. Это способствовало росту производительно­сти труда.

В то же время система хозрасчета привела к тому, что излиш­ний балласт рабочей силы уменьшал заработную плату ква­лифицированных работников и административного аппара­та. Предприятия стали избавляться от неквалифицированных работников. Началась массовая безработица, которая усугубля­лась резким сокращением числа совработников (госслужащих), демобилизацией значительной части Красной Армии, ликвидацией революционных трудовых армий[40], которые к тому време­ни не могли прокормить даже себя, а также большим наплывом сельского населения в города. Безработица стала постоянным фактом советской действительности.

Постановлением СТО РСФСР от 13 июля 1923 г. «Основные положения о работе бирж труда и мероприятиях по улучшению их постановки»[41] были восстановлены биржи труда, ликвидиро­ванные в 1919 г. В их функции входили регистрация безработ­ных, содействие в трудоустройстве, оказание им материальной помощи. Биржи труда управлялись специальными комитета­ми, куда входили представители местного отдела труда, СНХ, земельного отдела и профсоюзов[42]. Понятно, что такое количе­ство надзирающих и контролирующих органов не могло не при­вести к протекционизму и коррупции в работе этих, казалось бы, рыночных структур. Нередко представители этих самых комите­тов требовали устроить на работу своих протеже. Руководители предприятий не хотели перечить «вышестоящим инстанциям» и безропотно принимали на работу не пойми кого.

Коммунисты не особенно волновались о потере работы. Рядовые коммунисты в основной своей массе распределялись не через биржи труда, а через губкомы, райкомы и укомы пар­тии. Справочные сведения из многих регионов страны в 1926 г. показывали, что причинами безработицы среди коммунистов являлись их слабая квалификация, чаще всего — отсутствие какой-либо квалификации или образования вообще. На сове­щаниях орграспредотдела констатировалось, что «люди приш­ли в партию, а делать ничего не умеют»[43].

Так что рыночным инструментом повышения производи­тельности труда и борьбы с безработицей биржи труда стать не смогли. Собственно, и сам рынок труда «завял», так и не успев «распуститься». Он был свернут наряду с другими рыночными отношениями в результате удушения НЭПа. К тому же сформи - ровать рынок труда за короткое время было в принципе невоз­можно, поскольку квалифицированная рабочая сила практиче­ски отсутствовала и наполнять рынок было некем.

Страна возвращалась к мобилизационным методам управ­ления экономикой, когда задачи решались не качеством рабо­чей силы, а ее количеством. По завершении сплошной коллек­тивизации, в ходе которой удалось «трудоустроить» основную массу сельских безработных — батраков и бедняков, было тор­жественно объявлено, что наследие проклятого капитализма — безработицу удалось полностью ликвидировать.

Однако если в годы военного коммунизма мобилизационный способ хозяйствования опирался исключительно на насилие, то в 30-е годы большевики по большей части стали использовать суггестию. Важным механизмом пропаганды «коммунистиче­ского отношения к труду» стало так называемое социалистиче­ское соревнование — кто больше увеличит производительность труда, — между государственными предприятиями, цехами, бри­гадами и отдельными рабочими, а также учебными заведения­ми Государственных трудовых резервов СССР. Это был эрзац рыночной конкуренции. Победа в таком соревновании сулила, во-первых, как сейчас говорят, хороший пиар и благосклон­ность начальства, а во-вторых, материальное поощрение.

Зачинателем знаменитого стахановского движения принято считать Алексея Стаханова — шахтера-забойщика, перевыпол­нившего норму выдачи угля на-гора в 14 раз, хотя подобные под­виги совершались и до него. В короткий срок это движение дало огромное количество передовиков производства в самых разных отраслях промышленности и в сельском хозяйстве. К началу 1938 г. оно охватывало уже более 25% всех рабочих. Первые 12 первопроходцев[44] стали, как сейчас говорят, «медийными лица­ми» движения и на них пролился дождь наград, почестей и при­вилегий, а также немалых материальных выгод в виде квартир, денежных премий, путевок в санатории и т.д. и т.п. Правда, их трудовые подвиги были если не разовыми, то «несколькоразо- выми» — все они вскоре были направлены на курсы повышения квалификации, стали руководителями разного уровня[45].

Стахановское движение привело к заметному повышению производительности труда. Так, если за годы первой пятилет­ки (1929—1932 гг.) производительность труда в промышленно­сти СССР выросла на 41%, то за годы второй пятилетки (1933— 1937 гг.) — на 82%[46].

Согласно легенде первым раскрыл механизм этого замеча­тельного явления французский писатель Андре Жид[47]. Он задался вопросом: может, превышение нормы в 14 раз не есть резуль­тат нечеловеческих усилий Стаханова, а следствие сильно зани­женной нормы? Якобы тут же «в кустах» обнаружилась бригада французских шахтеров, которая, спустившись в забой, «на раз» выполнила стахановскую норму[48].

Так это было или нет, но этим же вопросом задались и боль­шевики. В резолюции Пленума ЦК ВКП (б), проходившего 21—25 декабря 1935 г., говорилось: «Необходимо заменить нынешние технические нормы, как устарелые, более высокими нормами и изменить соответственно нормы выработки в сторону некото­рого их повышения.». Там же высказывалось осуждение равне­ния на «технически отсталого» рабочего при составлении норм. Вместо этого нормы должны были вырабатываться инженерно­-техническим персоналом под непосредственным руководством директора и при активном участии стахановцев[49].

Понятно, что «восточный способ производства», основан­ный на массовой мобилизации трудовых ресурсов, был органи­чески присущ мегамашине. Именно необходимость создания трудовых машин для строительства протяженных ирригацион­ных сооружений, гигантских храмов и пирамид и было основа­нием возникновения мегамашин в форме восточной деспотии во времена глубокой древности. Целевой характер этого спосо­ба производства, а также приоритет количественных характери­стик трудовых ресурсов перед качественными, тем более что ква­лифицированной рабочей силы было очень мало, и позволили эффективно использовать его на стройках первых пятилеток.

Мобилизация активно применялась не только в промыш­ленности и сельском хозяйстве, но даже и в научно-технических разработках, особенно если речь шла о военном применении. Такие работы осуществлялись в военизированных закрытых учреждениях — «ящиках» под бдительным присмотром секрет­ной службы, а то и вовсе в гулаговских «шарашках».

Этот способ производства не потерял своего значения вплоть до последних дней социалистического государства. Достаточно вспомнить сезонные мобилизации «на картошку», «на овощебазу», «на прополку» и т.д. К этим малоквалифицированным работам привлекались студенты, преподаватели, сотрудники иссле­довательских учреждений, инженерно-технические работники предприятий и прочая «интеллигенция», иногда даже рабочие. Экономическая эффективность таких мероприятий скорее всего была отрицательной. Но кто ее тогда считал? Главное - достичь заданной цели и правильно отчитаться.

Дискуссий о предмете и месте трудового права в советском праве до второй половины 30-х годов не было. Один из ведущих специалистов советского трудового права К.П. Горшенин писал: «Общепринятой точкой зрения все это время была та, что тру­довое законодательство регулирует трудовые отношения рабо­чих и служащих. Что же касается регулирования труда членов колхозов и промыслово-кооперативных артелей, то в силу их общественно-экономической природы оно осуществлялось уста­вами, принятыми ими. Из этой посылки исходила и наука совет­ского трудового права. Такой же точки зрения придерживались ученые, занимающиеся проблемами колхозного права»[50]. Однако в январе 1937 г. «Правда» напечатала статью П. Юдина «Против путаницы, пошлости и ревизионизма»[51], которая дала сигнал для дискуссии «трудовик

Дата: 10 декабря 2018