Период между 1917 и 1938 годами вместил в себя множество событий. «Здесь происходило и сознательное умерщвление права, и некоторое отрезвление от чудовищных последствий произведенных разрушений, и НЭП, и репрессии», – отмечает Крашенинников в описании книги. Презентацию издания приурочили к столетию принятия постановления «О красном терроре» 5 сентября 1918 года.

В труде содержатся очерки о конституциях, судебной реформе 1920-х годов, подготовке и принятии основных актов репрессивного законодательства и законодательстве времен НЭПа. В работе представлены очерки Н. В. Крыленко, Д. И. Курского, П. И. Стучки, А. Я. Вышинского, Е. Б. Пашуканис, А. Г. Гойхбарга, П .А. Красикова, М. А. Рейснер. 

«Предложенный в книге подход позволит увидеть новые грани событий того времени, заметить новую связь между ними, проникнуться духом эпохи», – убежден автор.

В книге я попытался показать правовую историю того времени, разделить её на отрасли, не забыв о насущном законодательстве, в частности, семейном. Привожу конкретные законодательные акты, декреты. То, что происходило после октябрьского переворота 1917 года и на протяжении последующих 20 лет, можно назвать законодательством легального насилия.

Павел Крашенинников

Труд высоко оценил профессор и заведующий кафедрой журналистики РГГУ Николай Сванидзе. «Это глубокое исследование того, какое право было в то бесправное время, странное время, страшное время, и Павел Владимирович его исследует очень детально и тщательно», – отозвался он о книге. 

Николай Сванидзе на презентации книгиПрезентация книги в медиацентре «Российской газеты» Фотографии: Сергей Шинов (Ассоциация юристов России)

С разрешения автора «Право.ru» публикует отрывок из книги «Страсти по праву: Очерки о праве военного коммунизма и советском праве. 1917–1938», выпущенной издательством «Статут»:

Глава 1. РЕВОЛЮЦИЯ 1917 г.

§ 1. Общие рассуждения

О судьбе отечественной мегамашины

На рубеже XVIII–XIX вв. начался постепенный распад мегамашины Российской империи, по сути представлявшей собой разновидность восточной деспотии. Распад такого рода образований, в которых в одних руках монарха объединена политическая, экономическая, военная, религиозная и бюрократическая власть, происходит тогда, когда цель, под осуществление которой и создавалась эта конкретная мегамашина, или уже достигнута, или оказывается в принципе недостижимой. 

Для Российской империи одной из важнейших задач была территориальная экспансия и распространение своего влияния на территорию бывшей Византии (Восточной Римской империи). Эта цель обосновывалась почти никогда официально не провозглашавшейся в качестве национальной идеей третьего Рима.

Эта идея, возникшая среди восточноевропейских священнослужителей в XVI в., будучи по своей сути религиозной, служила идеологическим основанием для экспансионистской политики сначала Московского княжества, а затем Московского царства и Российской империи. Будь то завоевание Казанского и Астраханского ханств, покорение Сибири, «прорубание окна в Европу», или, наконец, «восточный вопрос». Собственно, сама эта идеология, уже вне религиозных рамок, особенно пышно расцвела в первой половине XIX столетия в среде так называемых славянофилов. Именно в это время Российская империя достигла своего максимального размера. Ее территория впервые уменьшилась в результате продажи Аляски (1867 г.). После поражения в Крымской войне (1853–1856 гг.) несостоятельность претензий Российской империи на дальнейшую территориальную экспансию стала уже очевидной.

Впрочем, мегамашина Российской империи начала переходить в режим бесцельного функционирования, предопределявшего ее гибель, гораздо раньше. Вначале незаметно, а потом все быстрее и быстрее. Появились целые социальные группы, выходцы из которых выпадали из монолита машины, в которой практически каждый человек был жестко встроен в структуру государства и выполнял ограниченный набор функций без особой надежды изменить свое положение элемента государственного механизма. Так, на рубеже XVIII–XIX вв. все больше было дворян, никогда не служивших ни в армии, ни в бюрократических ведомствах. Сюда же следует отнести разночинцев, интеллигенцию, буржуа, капиталистов и, наконец, рабочий класс.

Подданные становились гражданами и хотели гражданских прав и свобод. Они были ориентированы на демонтаж мегамашины самодержавия и ее замену на более гибкий государственный механизм, учитывающий интересы разных слоев населения. В качестве образцов такого государства принимались наиболее развитые европейские страны.

Проекты реформ молодого М.М. Сперанского, далеко опередившие свое время, мятеж декабристов, народники, «ходившие в народ», и народовольцы, осуществлявшие интенсивную террористическую деятельность, бурное развитие рыночных отношений, революция 1905–1907 гг. и прочие события и явления так или иначе способствовали постепенному демонтажу мегамашины самодержавия и началу построения в стране демократического государства. Было отменено крепостное право, осуществлена глубокая судебная реформа, наконец, учрежден законодательный орган – Государственная Дума.

Естественно, что эти процессы встречали яростное сопротивление. Царствование Николая I по сути было сплошной реакцией на события начала XIX в. В последние годы правления царя-реформатора Александра II были введены беспрецедентные полицейские меры, по сути отменившие действие Судебных уставов 1864 г. Александр III отверг проект конституции, зато издал манифест о незыблемости самодержавия.

Экспансионистские устремления империи в духе идеи воссоздания альтернативной Западу цивилизации с прибиванием щита к вратам Царьграда (Константинополя – Стамбула) все еще были популярны в элитах, особенно консервативного, бывшего славянофильского толка. Однако русско-турецкая война 1877–1878 гг. закончилась по большому счету вничью, а русско-японская война 1904–1905 гг. в рамках «большой азиатской программы» укрепления и усиления влияния России в Восточной Азии Николая II и вовсе завершилась позорным поражением. Следует отметить, что русско-японская война кроме экспансии на Дальний Восток имела своей целью еще и сбить нарастающие протестные настроения. «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война…», – сказал В.К. Плеве, министр внутренних дел того времени. Но получилось все наоборот: именно поражение в этой войне и стало одним из факторов, спровоцировавших революцию 1905–1907 гг.

Последняя война с участием Российской империи – Первая мировая также, по всей видимости, рассматривалась реакционными силами как возможность заново вдохнуть идею третьего Рима в уже полуразложившееся тело мегамашины. Россия была заинтересована прежде всего в развале Османской империи и в выходе в Средиземное море, а также не оставляла мечты о великой славянской империи, которая должна была включить чехов, словаков, словенцев, сербов, хорватов и болгар. В частности, министр иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюков 5 апреля 1917 г. объявил, что военные цели России состоят в присоединении австро-венгерской Галиции, населенной преимущественно украинцами и поляками, а также Константинополя и пролива Дарданеллы. Самодержавие уже более месяца как рухнуло, а стереотип третьего Рима все еще сидел в голове даже лидера партии кадетов. Так что говорить об окончательном крушении мегамашины империи в связи с утратой ее цели было преждевременно.

§ 2. КРАХ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Свержение самодержавия в феврале 1917 г. стало самым тяжелым ударом по всей конструкции империи и было обусловлено прежде всего практически полным разладом машины военной. Солдаты царской армии, воевавшей на полях Первой мировой войны, которая шла уже три с половиной года, не понимали ее смысл. Почти все военачальники отмечали отсутствие патриотизма у солдат, подавляющее число которых были крестьянами, чей политический и гражданский кругозор ограничивался, как правило, околицей родного села. Из всех воюющих армий русская была, пожалуй, в наихудшем положении. Кроме того что она несла огромные потери, состояние продовольственного снабжения в результате чудовищной коррупции в высших эшелонах власти держало ее на грани голода. Солдатам было ясно, что их хозяйства в полном расстройстве и что там начался настоящий голод.

В итоге защитить самодержавие от восставших в Петрограде рабочих оказалось некому – солдаты и даже казаки переходили на сторону восставших. После отречения Николая II власть фактически приняло на себя руководство Государственной Думы, сформировавшее Временное правительство, которое состояло в основном из представителей партии кадетов, ставивших своей целью создание правового государства.

Однако сама Дума в свое время была избрана по сложной и недемократической системе и вряд ли по праву могла выступать от имени всего народа. В Петрограде и в других городах стали спонтанно возникать Советы рабочих и солдатских депутатов, претендовавшие на более справедливое выражение народных интересов. Советы, являвшие собой как бы самозваный социалистический парламент, включали социалистов-революционеров (эсеров) и социал-демократов (меньшевиков и большевиков).

Возникло так называемое двоевластие – наличие двух конфликтующих систем управления, представлявших собой по сути вполне демократические институты. Казалось, механизм мегамашины окончательно разрушен. Однако ослабление или полное исчезновение механизмов управления страной имело вполне предсказуемые последствия.

Началось широкомасштабное крестьянское восстание, имевшее своей целью осуществление вожделенного «черного передела», т.е. перераспределения всех сельскохозяйственных угодий по числу едоков в каждом хозяйстве («все отнять и поделить»). По всей стране заполыхали помещичьи усадьбы. Крестьяне силой отбирали землю у помещиков и крупных землевладельцев, иногда не останавливаясь и перед их физическим уничтожением.

1 (14) марта 1917 г. Петроградский совет издал Приказ № 1 по гарнизону Петроградского военного округа (а фактически – по армии), в котором солдатам было предложено составлять свои комитеты и от них выделять делегатов в Советы. Политическое руководство армией передавалось комитетам, а офицерам предоставлялись только чисто военные функции, даже оружие им должно было выдаваться лишь по мере надобности, но не по их требованию. Это еще больше дезорганизовало фронтовые армии. Начались солдатские бунты, порой сопровождавшиеся убийствами командиров. Резко возросло число дезертиров – солдаты стремились поскорей вернуться в свои села, чтобы не опоздать к участию в переделе земли.

На окраинах империи началось движение за независимость. 17 мая в Киеве было организовано временное правительство Украины – Центральная Рада, возглавлявшаяся видным историком М.С. Грушевским. Временное правительство в Петрограде отказалось признать Раду, зато ряд льгот был предоставлен Финляндии, хотя вопрос о ее независимости был отложен до созыва Учредительного собрания. В Прибалтике образовывались свои правительства. Армения и Грузия ожидали созыва Учредительного собрания. В мае в Москве собрался съезд мусульман России. Но Временное правительство ничего никому не обещало.

Свой вклад в доламывание мегамашинных механизмов управления вносил и весьма немногочисленный – менее 3% от всего населения, – но политически очень активный рабочий класс, сосредоточивший в себе все противоречия бурной модернизации российской экономики.

Временное правительство, в первые два состава которого входили в основном кадеты, а в третий – меньшевики и эсеры, не смогло ответить на эти вызовы, выражавшиеся в развале экономики, трудностях с продовольственным снабжением городов, разложении воюющей армии, отделении все новых и новых территорий от государства. Это были представители городской элиты, с одной стороны, слепо верящие в «народ», а с другой – не знавшие и потому боявшиеся его. Устои государства – юстиция, администрация, армия рушились. Над правом глумились, власть во всех ее формах была поставлена под сомнение.

Население в разраставшемся хаосе испытывало все больший дискомфорт, и прекраснодушные мечты либералов превратить Россию в «самую свободную страну в мире» воспринимало с усиливающимся раздражением.

§ 3. ВОЗНИКНОВЕНИЕ СОВЕТСКОЙ МЕГАМАШИНЫ

Однако была одна «такая партия», которая считала, что может легко справиться со всеми проблемами, поскольку вооружена единственно правильным научным взглядом на пути развития истории – марксизмом с его золотым ключиком – классовым подходом, способным открыть любые двери. Только партия эта не пользовалась значительной общественной поддержкой и была весьма малочисленной. Поэтому для Ленина и его соратников приход к власти парламентским путем был исключен. Совсем иное дело Советы – это рыхлое изменчивое образование, – которые могут быть подчинены большевикам. Тем более что в силу слабости Временного правительства все больше рычагов управления переходило к ним. Захватив большинство в Петросовете и главное – разложив армию, прежде всего Петроградский гарнизон, который называли «санкт-петербургским беговым обществом», большевики вместе с левыми эсерами просто-напросто разогнали Временное правительство, осуществив тем самым октябрьский переворот.

Пообещав мир народам (выход России из мировой войны), землю крестьянам, фабрики рабочим, а нациям право на самоопределение, политический гений Ленина сумел свести в одну точку весьма разнородные революционные движения, как бы объявив большинству населения: «Мы с вами одной крови». Поэтому какого-либо массового протеста самовольный захват власти большевиками не вызвал. Большинство обывателей Великую Социалистическую Революцию просто не заметили.

Конечно, против были политические партии, бесцеремонно выкинутые из политического процесса, но организовать сопротивление они не смогли. Разрозненные выступления гарнизонов и юнкерских училищ, в основном в Москве, были подавлены силой оружия немногочисленной рабочей гвардии. Так или иначе большевики получили кредит доверия от большинства населения бывшей Российской империи.

Однако очень быстро выяснилось, что представления о прекрасном у большевиков и представителей упомянутых революционных движений на самом деле совсем не совпадают. Реальными программными установками РСДРП(б)–РКП(б) были национализация земли, установление государственного капитализма и распространение влияния социалистического государства на народы если не всего мира, то по крайней мере Европы.

Начались крестьянские волнения, вызванные жестокостью продотрядов, действовавших при поддержке армейских частей или сил ЧК. К июню 1918 г. волнения приняли форму настоящей крестьянской войны. В июле – августе 120 крестьянских восстаний – большевики называли их «кулацкими мятежами», хотя в них принимали участие крестьяне всех категорий, – вспыхнули в губерниях, контролируемых новыми властями. Возникли разногласия со всеми учреждениями, которые одновременно участвовали и в сломе прежних органов управления, и в борьбе за утверждение и расширение своей собственной компетенции: с заводскими, фабричными, районными и профсоюзными комитетами, с социалистическими партиями, Красной гвардией и даже с Советами. За несколько недель эти учреждения были лишены своей власти, подчинены партии большевиков или исчезли.

Лозунг «Вся власть Советам» обернулся властью большевистской партии над Советами. Что же касается «рабочего контроля» – еще одного важнейшего требования пролетариев, то он столь же быстро превратился в контроль государства, именующего себя «рабочим», над предприятиями и трудящимися. Между властью и рабочим классом, страдавшим от безработицы, постоянного снижения покупательной способности и голода, постепенно росло взаимное непонимание. Уже в декабре 1917 г. новая власть столкнулась с волной рабочих демонстраций и стачек.

Роспуск оппозиционных Советов, удаление 14 июня 1918 г. меньшевиков и эсеров из Всероссийского ЦИК вызвало демонстрации, манифестации и попытки стачек во многих рабочих кварталах, где продовольственное снабжение продолжало между тем ухудшаться. Во второй половине мая и в июне 1918 г. были потоплены в крови многочисленные рабочие манифестации в Сормово, Ярославле, Туле, а также в таких индустриальных центрах Урала, как Нижний Тагил, Белорецк, Златоуст, Екатеринбург.

В начале июля происходит восстание левых эсеров, сопровождавшееся убийством германского посла Вильгельма фон Мирбаха и арестом Ф.Э.Дзержинского. Для большевиков ситуация была критической.

Национальные окраины бывшей Российской империи одна за другой объявляли о своей независимости, учреждали собственные государства со своими отнюдь не большевистскими правительствами. При этом новой власти было необходимо сохранить за собой зерно Украины, нефть и другие полезные ископаемые Кавказа, словом, позаботиться о жизненных интересах нового государства, которое стремительно утверждалось территориально. Так что о праве наций на самоопределение пришлось хотя бы временно забыть.

Оживились оппозиционные политические силы – по сути, все остальные партии, существовавшие в Российской империи. Эсеры, изначально прокрестьянская партия, не гнушавшаяся террористической деятельностью, осуществила ряд покушений на руководителей большевиков, в том числе и на Ленина. Промонархические и либеральные партии включились в создание белого движения. Национальные окраины оказывали вооруженное сопротивление новой власти.

Во всех этих неприятностях большевики видели (точнее, предлагали видеть) не провал своей политики, выразившийся в ограблении крестьян, развале промышленности, неадекватности национальной политики, а результат широкого контрреволюционного заговора. Стихийные выступления крестьян, рабочих и даже революционных матросов они объясняли происками врагов – меньшевиков, эсеров, «старорежимных» специалистов и прочая, прочая. После нередко кровавого подавления восстаний они искали – и находили – «врагов народа» среди их зачинщиков и тех, кто был рядом.

5 сентября 1918 г. СНК было принято постановление «О красном терроре», в соответствии с которым, в частности, подлежали расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам. Фактически красный террор был объявлен значительной части населения. Следует отметить, что был и белый террор, выразившийся в массовых расстрелах на территориях, управляемых представителями белого движения, а также в убийствах (покушениях) на политических деятелей советской власти.

Большевики вынуждены были срочно создавать и наращивать репрессивный аппарат в виде ВЧК и революционных трибуналов.

Вскоре началась гражданская война, потребовавшая создания сильной военной машины. Обращаем внимание на то, что тезис о превращении войны империалистической в войну гражданскую содержался еще в дореволюционных программных документах Ленина.

Сложная международная обстановка, прежде всего в связи с продолжающейся мировой войной и нежеланием западных государств признавать власть Советов, вынуждала большевиков создавать соответствующее международное ведомство, как-то охранять границы государства и т.д. и т.п.

Короче говоря, большевикам, в определенной степени неожиданно для самих себя, пришлось строить новое «социалистическое» государство. Ведь изначально вся их операция по захвату власти строилась на ничем не обоснованном утверждении Ленина, что социалистическая революция в отсталой России, где буржуазные отношения не только не развились в достаточной мере, но и до конца не сформировались, станет тем фитилем, который подожжет мировой пожар революции. А уж там мировое социалистическое правительство как-нибудь разберется, что делать с аграрной Россией. Собственно, все свои труды по поводу того, что должно представлять собой Российское социалистическое государство, Ленин написал уже после октябрьского переворота, когда надежды на мировую революцию рухнули.

Уже к концу гражданской войны большевикам удалось в целом создать механизм нового государства. И этот механизм оказался механизмом мегамашины. Политическая, экономическая, военная, бюрократическая и идеологическая власть находилась в одних руках – партийной верхушки, впоследствии редуцированной к персоне Вождя. Не огосударствленным оставалось крестьянство, но этот вопрос был решен несколько позже в ходе насильственной коллективизации. Отсутствие религии, являющейся непременным атрибутом мегамашины, компенсировалось догматическим учением, а основатели этого учения впоследствии были, по сути, обожествлены. К моменту воссоздания в 1922 г. новой империи – СССР – ее территория составляла большую часть Российской империи, за исключением Польши, Финляндии и Прибалтики. Правда, борьба с басмачеством в Средней Азии продолжалась до начала 30-х годов.

Вряд ли большевики осознанно стремились к воссозданию империи. Все-таки они произошли от демократического движения – социал-демократии и искренне ненавидели самодержавие. Однако, действуя реактивным образом, «по обстоятельствам», не желая, да и не умея вести дискуссию не только с оппонентами, но и со своими партнерами – левыми эсерами, а уж тем более делиться с ними властью, будучи наглухо зашоренными догмами «классового подхода», большевики в итоге, как в известном анекдоте, вновь оказались «с автоматом Калашникова».

Но главной причиной реинкарнации мегамашины стало, так сказать, сопротивление материала, то есть огромного большинства (до 80%) сельского населения, политически абсолютно неграмотного и в основной своей массе признававшего над собой только власть сильной руки.

Мегамашина, как птица феникс, самовозродилась, обретя новую цель, предложенную большевиками, – построение нового, справедливого общества, практически рая на земле.

Реинкарнация мегамашины, обретшей новую цель своего существования, и раньше случалась в истории человечества. Отметим, однако, что например, Восточная Римская империя – Византия, обретя новую цель – распространение христианства по всему миру, смогла просуществовать более 1000 лет. Коммунистическая мегамашина просуществовала гораздо меньше. Как говорится, почувствуйте разницу. 

Как и при царизме, мотором новой мегамашины стала бюрократия, в полном соответствии с учением Маркса приватизировавшая новое государство. Как бы оправдываясь, Ленин на закате жизни писал: «Можно прогнать царя, – прогнать помещиков, – прогнать капиталистов. Мы это сделали. Но нельзя «прогнать» бюрократизм в крестьянской стране, нельзя «стереть с лица земли». Можно лишь медленным, упорным трудом его уменьшать». Уменьшать его он предлагал в своем излюбленном стиле – путем репрессий. «А к суду за волокиту привлекали? … Сколько вы посадили их в тюрьму за волокиту?». Вот уж в чем в чем, а в умении «привлекать к суду» бюрократии нет равных на всей земле, игра с ней на этом поле была заранее проигрышной.

Так что поставленная задача изначально была нереализуема. Последующим руководителям государства в результате пришлось выдавать желаемое за действительное: диктатуру партии, а точнее репрессивных органов, – за диктатуру пролетариата, а последнюю – за диктатуру большинства. Саму диктатуру – за невиданную доселе демократию. Произвол правящей верхушки – за некое принципиально новое «социалистическое – советское право» и т.д. и т.п. Делалось это не без успеха на протяжении более 70 лет. Суть процесса вкратце изложена в известном анекдоте:

– Доктор, со мною происходит что-то странное: думаю одно, говорю другое, делаю третье …

– Идите, идите, батенька, от марксизма не лечу…

Интересно, что, несмотря на отвержение всего буржуазного, словосочетание «советское право» пришло тоже оттуда – от «буржуазной» заграницы как оценка нормотворчества советской власти. Возможно, сказались трудности перевода и что-то вроде «право при советской власти» было переведено этим двусмысленным словосочетанием. Как пишет Б.М. Гонгало, «и только позже словосочетание «советское право» стало использоваться в СССР без всякой иронии (напротив, с гордостью) для обозначения нового, социалистического права, чтобы противопоставить его буржуазному праву».

Павел Крашенинников – заслуженный юрист России, депутат и глава комитета Госдумы по государственному строительству и законодательству, сопредседатель Ассоциации юристов России, доктор юридических наук, профессор. 

Информация ПРАВО.ru